«Вместе весело пахать. 1 февраля 1930 г. в СССР началась массовая коллективизация. Чем стала она для страны – массовым убийством российской деревни или платформой, которая позволила СССР стать сверхдержавой? Нужна ли была коллективизация вообще и можно ли сегодня использовать опыт советских колхозов-миллионеров? Только коллективизация в СССР была похожа на геноцид – крестьянства. Если бы оставили вне колхозов кулаков и середняков, а объединили в колхозы бедняков и бобылей, дали бы им помещичью землю и инвентарь – Россия построила социализм гораздо раньше, он бы был настоящим изначально, а не показушным под конец».
Мы до сих пор эксплуатируем эту базу
Нужна
Руководитель Центра экономической истории Института российской истории РАН, доктор исторических наук Виктор Кондрашин.
С позиций современного знания дать однозначную оценку такому явлению, как коллективизация, не удаётся. Исторический опыт показывает, что индустриализация в любой стране мира сопровождается серьёзным ухудшением положения дел в деревне. Сгущая краски, конечно, можно сказать, что индустриализация способствует гибели деревни – во всяком случае, деревни традиционной, патриархальной.
Причина проста – деревня является ресурсной базой для индустриализации. Прежде всего она теряет человеческий капитал – люди уходят на заработки в города, на фабрики и заводы. Если учесть, что при этом деревня продолжает кормить и себя, и стремительно растущие города, то не надо удивляться тому, что местами она приходит в упадок и запустение.
Началось это не при большевиках, а гораздо раньше – во второй половине XIX столетия, когда Российская империя вступила на путь индустриальной модернизации. Проблемы у деревни возникли именно тогда, и проблемы серьёзные. В конце концов, нашумевшая в своё время книга земского врача и политического деятеля Андрея Шингарёва «Вымирающая деревня» вышла в 1901 г. Другое дело, что это был, скажем так, естественный рыночный процесс. Он не сопровождался регулярными массовыми репрессиями в отношении крестьян.
А вот сталинская индустриализация отличалась форсированными темпами. По сути, это была гонка. Эксплуатация деревни усилилась чуть ли не в десятки раз, причём с применением государственного насилия, с изъятием хлеба, раскулачиванием, массовыми репрессиями.
Однако здесь есть несколько моментов, которые часто упускают из вида. Например, относительная лёгкость, с которой советской власти удалось провести коллективизацию. Смотрите: с 1930 г. по I квартал 1932 г. в СССР произошло 13 893 антиколхозных выступления с общим количеством участников 2,5 млн чел. Имело место массовое сопротивление крестьян. Однако власть довольно успешно с ним справилась. Да, применили всю мощь административно-репрессивного аппарата. Но надо помнить, что часть деревенского населения коллективизацию приветствовала. По переписи 1926 г. 67% крестьян были моложе 30 лет. Для сельской молодёжи коллективизация, индустриализация, культурная революция стали скоростными социальными лифтами. Это была реальная сила, во многом обеспечившая успех сталинской схеме модернизации.
Надо признать ещё и тот факт, что ускоренные темпы модернизации вовсе не были личной прихотью Сталина и его окружения, которые будто бы только и мечтали о том, чтобы извести деревню. Да, эти люди воспринимали крестьян как опасную силу и во многом были настроены против них. Но – и это важный момент – деревня считалась не врагом, которого надо уничтожить, а ресурсом, который надо использовать. Хищнически, варварски, но использовать. Это прекрасно видно по статистике хлебозаготовок. Четыре хлебозаготовительные кампании периода коллективизации 1929–1932 гг. дали государству в 1,3 раза больше хлеба (4738,2 млн пудов), чем 7 лет НЭПа (3549,6 млн пудов). Это позволило в 1930 г. выйти на пик хлебного экспорта за все годы советской власти (5,84 млн т) и тем самым получить валютные средства для неотложных нужд индустриализации. Хлеб продавали Германии за станки, Швеции за паровозы, а советский народ дох с голода в городах и обобранных деревнях!
Насколько же такая гонка была оправданной? Историк Андрей Соколов отмечал, что одним из факторов, который толкал руководство страны к ускорению индустриализации и коллективизации, была внешняя угроза. В Штабе РККА на рубеже 1920–1930-х гг. её оценивали как вполне реальную. С запада – страны Малой Антанты в союзе с Францией и Англией, с востока – Япония. Вспомним хотя бы конфликт на КВЖД в 1929 г. и Маньчжурский инцидент 1931 г.
Словом, если смотреть на проблему формально, то коллективизация в целом прошла успешно. Но это был кратковременный успех. Колхозная система доказала свою эффективность в годы подготовки к войне и во время самой войны. То есть в экстремальных условиях, которые требовали нечеловеческого напряжения сил и запредельных жертв.
1 миллион раскулаченных крестьянских хозяйств общей численностью 5–6 миллионов человек, 4 миллиона выселенных кулаков, 5–7 миллионов жертв голода 1932–1933 гг. Вот цена, которую СССР заплатил за кратковременный успех ускоренной модернизации. Лично я считаю, что давно пора поставить памятник русскому крестьянину. Мужику, на крови и костях которого построена та материальная база, которую мы эксплуатируем до сих пор.
«Хлеб наш насущный»
С 1917 года до нашего времени
-
Автор темыGosha
- Всего сообщений: 1328
- Зарегистрирован: 18.10.2019
- Откуда: Moscow
«Хлеб наш насущный»
Есть только две бесконечные вещи Вселенная и глупость. Хотя насчет Вселенной не уверен. - Эйнштейн
1699352598
Gosha
[i][color=#800000]«Вместе весело пахать. 1 февраля 1930 г. в СССР началась массовая коллективизация. Чем стала она для страны – массовым убийством российской деревни или платформой, которая позволила СССР стать сверхдержавой? Нужна ли была коллективизация вообще и можно ли сегодня использовать опыт советских колхозов-миллионеров? Только коллективизация в СССР была похожа на геноцид – крестьянства. Если бы оставили вне колхозов кулаков и середняков, а объединили в колхозы бедняков и бобылей, дали бы им помещичью землю и инвентарь – Россия построила социализм гораздо раньше, он бы был настоящим изначально, а не показушным под конец».[/color][/i]
[b][size=150]Мы до сих пор эксплуатируем эту базу[/size][/b]
[b][color=#800000]Нужна[/color][/b]
Руководитель Центра экономической истории Института российской истории РАН, доктор исторических наук Виктор Кондрашин.
С позиций современного знания дать однозначную оценку такому явлению, как коллективизация, не удаётся. Исторический опыт показывает, что индустриализация в любой стране мира сопровождается серьёзным ухудшением положения дел в деревне. Сгущая краски, конечно, можно сказать, что индустриализация способствует гибели деревни – во всяком случае, деревни традиционной, патриархальной.
Причина проста – деревня является ресурсной базой для индустриализации. Прежде всего она теряет человеческий капитал – люди уходят на заработки в города, на фабрики и заводы. Если учесть, что при этом деревня продолжает кормить и себя, и стремительно растущие города, то не надо удивляться тому, что местами она приходит в упадок и запустение.
Началось это не при большевиках, а гораздо раньше – во второй половине XIX столетия, когда Российская империя вступила на путь индустриальной модернизации. Проблемы у деревни возникли именно тогда, и проблемы серьёзные. В конце концов, нашумевшая в своё время книга земского врача и политического деятеля Андрея Шингарёва «Вымирающая деревня» вышла в 1901 г. Другое дело, что это был, скажем так, естественный рыночный процесс. Он не сопровождался регулярными массовыми репрессиями в отношении крестьян.
А вот сталинская индустриализация отличалась форсированными темпами. По сути, это была гонка. Эксплуатация деревни усилилась чуть ли не в десятки раз, причём с применением государственного насилия, с изъятием хлеба, раскулачиванием, массовыми репрессиями.
Однако здесь есть несколько моментов, которые часто упускают из вида. Например, относительная лёгкость, с которой советской власти удалось провести коллективизацию. Смотрите: с 1930 г. по I квартал 1932 г. в СССР произошло 13 893 антиколхозных выступления с общим количеством участников 2,5 млн чел. Имело место массовое сопротивление крестьян. Однако власть довольно успешно с ним справилась. Да, применили всю мощь административно-репрессивного аппарата. Но надо помнить, что часть деревенского населения коллективизацию приветствовала. По переписи 1926 г. 67% крестьян были моложе 30 лет. Для сельской молодёжи коллективизация, индустриализация, культурная революция стали скоростными социальными лифтами. Это была реальная сила, во многом обеспечившая успех сталинской схеме модернизации.
Надо признать ещё и тот факт, что ускоренные темпы модернизации вовсе не были личной прихотью Сталина и его окружения, которые будто бы только и мечтали о том, чтобы извести деревню. Да, эти люди воспринимали крестьян как опасную силу и во многом были настроены против них. Но – и это важный момент – деревня считалась не врагом, которого надо уничтожить, а ресурсом, который надо использовать. Хищнически, варварски, но использовать. Это прекрасно видно по статистике хлебозаготовок. Четыре хлебозаготовительные кампании периода коллективизации 1929–1932 гг. дали государству в 1,3 раза больше хлеба (4738,2 млн пудов), чем 7 лет НЭПа (3549,6 млн пудов). Это позволило в 1930 г. выйти на пик хлебного экспорта за все годы советской власти (5,84 млн т) и тем самым получить валютные средства для неотложных нужд индустриализации. Хлеб продавали Германии за станки, Швеции за паровозы, а советский народ дох с голода в городах и обобранных деревнях!
Насколько же такая гонка была оправданной? Историк Андрей Соколов отмечал, что одним из факторов, который толкал руководство страны к ускорению индустриализации и коллективизации, была внешняя угроза. В Штабе РККА на рубеже 1920–1930-х гг. её оценивали как вполне реальную. С запада – страны Малой Антанты в союзе с Францией и Англией, с востока – Япония. Вспомним хотя бы конфликт на КВЖД в 1929 г. и Маньчжурский инцидент 1931 г.
Словом, если смотреть на проблему формально, то коллективизация в целом прошла успешно. Но это был кратковременный успех. Колхозная система доказала свою эффективность в годы подготовки к войне и во время самой войны. То есть в экстремальных условиях, которые требовали нечеловеческого напряжения сил и запредельных жертв.
1 миллион раскулаченных крестьянских хозяйств общей численностью 5–6 миллионов человек, 4 миллиона выселенных кулаков, 5–7 миллионов жертв голода 1932–1933 гг. Вот цена, которую СССР заплатил за кратковременный успех ускоренной модернизации. Лично я считаю, что давно пора поставить памятник русскому крестьянину. Мужику, на крови и костях которого построена та материальная база, которую мы эксплуатируем до сих пор.